В Институте Времени идет расследование (С иллюстра - Страница 94

— Но ведь, Аркадий… — заговорил Борис-76, откашливаясь, чтобы скрыть дрожь в голосе. — Но ведь ты не умер? И мой Аркадий тоже? Так что же получается? Какой труп нашли, почему? — Он растерянно посмотрел на меня. — Борька, чего же ты молчишь?! Вы что, разыгрываете меня или… Не мог же он сам себя убить! Скажи ему, что он чушь порет, что ты вовсе этого не думаешь!

Аркадий глядел на него, невесело улыбаясь.

— Чудак ты, Борька! — сказал он неожиданно мягким тоном. — С ума сойти, какой ты чудак! Ну чего ты прячешь голову в песок, словно страус? Разве дело в том, обиделся я на твоего тезку и дубля или не обиделся? Совсем не в этом дело…

Тут Аркадий помолчал немного, а потом, глядя прямо перед собой, очень медленно и спокойно выговорил:

— Я ведь действительно убил Аркадия Левицкого!

Линьков опять ничего не понимает

Линьков смотрел на Бориса и никак не мог разобраться в своих чувствах: то ли огорчает его эта встреча, то ли радует. «Пожалуй, больше радует, чем огорчает, — решил он. — Что рановато чуточку мы встретились, это пережить можно, как-нибудь разберемся. А вот то, что Борис Стружков все же вернулся, — это замечательно! Как ему удалось вернуться и чего мы не поняли, не учли, не смогли предусмотреть — это потом. А сейчас — вот он, живой-здоровый Борис Стружков, вернулся из прогулки во времени, и стоять с ним рядом — это уже само по себе переживание!»

Изобретатель машины времени и первопроходец хроноса выглядел довольно-таки невесело, это Линьков сразу отметил. Лицо у него было серое, осунувшееся, глаза воспаленные, и держался он как-то скованно, будто не знал, на что решиться и куда идти.

— А, здравствуйте… — тоже скованно и неловко пробормотал Линьков. — Вы, значит, пришли?

Стружков будто и не заметил нелепости этого вопроса. Он мотнул головой, словно отгоняя какие-то свои мысли, и медленно, нехотя проговорил:

— Да… пришел вот. А вы… вы со мной хотите говорить?

Линьков удивленно посмотрел на него.

— Нет. Я, собственно, к Шелесту. Но с вами мне, конечно, поговорить хочется! Я вам домой только что звонил, кстати.

— Звонили? Мне? Ах да… — Борис хмурился, словно стараясь что-то сообразить. — Погодите, я что-то не пойму… Почему же вы звонили?

— Как, то есть, почему? — изумился Линьков. — Вы записку оставили… ну, насчет перехода, а потом не являетесь…

— Не понимаю… Как это: потом не являюсь? — растерянно сказал Борис. — А куда делась записка… и журнал с расчетами?

— Шелест забрал, — объяснил Линьков, с недоумением глядя на него. — Вас же не было утром, мы забеспокоились, пошли в лабораторию…

— Ах, ну да… Значит, Шелест знает. И вы… А еще кто?

— Не знаю. Шелест, по-моему, созывает небольшое совещание по этому поводу. Он Чернышева при мне вызывал и еще кого-то. Но пока у него ученый совет заседает. Кстати, надо его известить, что вы здесь, а то он вас ждет не дождется…

— И опять не понимаю, — тоскливо проговорил Борис. — Как это он может меня ждать? И вы тоже, говорите, звонили, искали… Ах, ну да! Вахтер сказал, наверное? И вы догадались? Неужели можно было догадаться…

— С вахтером я потом поговорил. Сначала Шелест подсчитал по расходу энергии, что камера не только ушла в прошлое, но и вернулась назад с полной нагрузкой… примерно соответствующей вашему весу.

— Понятно… — протянул Стружков. — А вы, значит, в хронофизике ориентируетесь?

— Пришлось отчасти разобраться, — суховато ответил Линьков, слегка обидевшись. — И ваши лекции не пропали даром…

— Мои лекции? — искренне удивился Борис. — Я никогда лекций не читал! Ах да, вы, наверное, имеете в виду разговоры… — Он осекся и замолчал.

«Да что ж это с ним? — недоумевал Линьков. — Может, переход так подействовал? Все-то он перезабыл».

— Не кажется ли вам, — светским тоном сказал Линьков вслух, — что вести разговор в коридоре несколько неудобно? Почему бы нам не посидеть в вашей лаборатории? Ведь у вас есть ключ?

Борис явно не пришел в восторг от этого предложения.

— Мне бы надо к Шелесту… а потом… — неохотно проговорил он.

— Так ведь Шелест сейчас занят, — возразил Линьков. — Я звонил секретарше, она сказала, что ученый совет все еще заседает, какое-то у них там каверзное дело.

— Каверзное дело? А, это, наверное, они с Туркиным возятся… — задумчиво отозвался Борис. — Ну ладно… только действительно сообщить надо Шелесту…

— Я сейчас же из лаборатории позвоню! — заверил Линьков.

В лаборатории окно было распахнуто, ветер шелестел бумагами на столе и в выдвинутом ящике.

— Это я тут хозяйничал… — смущенно пояснил Борис.

«Интересно, почему он сначала сюда кинулся, а потом только к Шелесту собрался? — раздумывал Линьков. — Про записку спрашивал… Что ж он, только теперь сообразил, что ее лучше бы ликвидировать?»

— У меня к вам целая куча вопросов накопилась, — сказал он, положив трубку после разговора с секретаршей Шелеста. — Можно, я по порядку?

— Пожалуйста, — досадливо морщась, сказал Борис. — Только я вряд ли смогу… Вообще-то лучше бы мне с Шелестом сначала объясниться. Вам трудно будет понять…

— А я все же постараюсь, — невозмутимо возразил Линьков. — Да и вопросы будут не такие уж сложные. Значит, вопрос первый: что вы сказали Берестовой по поводу того, что она видела вас в окне лаборатории вечером двадцатого мая?

— Что же я мог сказать? — смущенно проговорил Борис. — Я… ну, я ведь там действительно был…