В Институте Времени идет расследование (С иллюстра - Страница 119

119

Неискушенному читателю может показаться, что между решениями Брэдбери и, например, Лейнстера нет существенной разницы. Однако Брэдбери исходит из того, что мир един и человек, изменив его историю, начисто уничтожает его, создавая взамен другой мир; по Лейнстеру же миры с разными историями существуют бок о бок, это параллельные миры, миры-варианты.

Перечислить все под- и подподварианты решений «временного парадокса» нам не под силу. На этом пути были сделаны поистине блестящие открытия. Например, Гарри Гаррисон в новелле «Загадка Стоунхенджа» рассказал о том, как была разгадана тайна этого древнего храма. Когда ученые-археологи отправились с этой целью в прошлое на машине времени, выяснилось, что Стоунхендж был воздвигнут именно в честь появления машины времени. Это еще один пример «временной петли»; каждый из вас на досуге может развлечься придумыванием других таких же историй (но предупреждаем, что тема эта до крайности заезжена фантастами!).

Итак, в фантастике мы не нашли ответа на мучивший нас вопрос: что произойдет с Аркадием-76, когда Аркадий-74 покончит самоубийством? Мы даже начали понимать своего героя: если и его так неотступно мучил этот вопрос, не удивительно, что он попытался решить его экспериментально. Ведь для нас это вопрос все же теоретический, а для хронофизика — это такая же животрепещущая задача, как, скажем, для автомобилестроителя задача создать надежную машину. Известно, что самолеты, автомашины и прочие транспортные средства подвергают при испытаниях самым серьезным пробам, вплоть до разрушения; аналогично, по-видимому, должно обстоять дело и в нашем случае.

Не найдя четкого ответа в книгах и не имея тех возможностей экспериментальной проверки, какими располагали наши герои, мы решили пойти путем логических выкладок.

Допустим, сказали мы себе, что путешествие во времени возможно. Тогда нужно допустить, что возможна и встреча с самим собой. Вот стоят друг против друга два Аркадия: один из настоящего, другой — из будущего. Предположим, что они решили с этого момента не расставаться и вместе снова дожили до того самого дня в 1976 году, когда «Аркадий-путешественник» отправился в прошлое. Означает ли это, что кто-нибудь из них должен теперь сесть в машину времени и отправиться обратно, в 1974 год? Не думаем. Зачем бы ему это делать? Чтобы не нарушать прежний ход истории? Но ведь он уже нарушен! Достаточно представить себе, какое впечатление произвело бы на всех появление «будущего Аркадия» — в частности, на хронофизиков, — и мы поймем, что «этот» 1976 год заметно отличается от «исходного».

Следовательно, после прихода Аркадия из будущего возник мир, отличающийся от прежнего, с иным течением событий, и в нем отнюдь не обязаны (а иногда уже и не могут!) повторяться прежние события.

Именно в этом месте мы вооружились карандашами и принялись вычерчивать мировые линии — сплошные, пунктирные, штриховые, двойные и всякие прочие. Получалось интересно. Получалось даже очень интересно. Оставим, например, на некоторое время в стороне Аркадия, прибывшего из будущего, а сами проследим за Аркадием-74. Его мировая линия достигает 1976 года и спокойно тянется дальше; однако она не совпадает с мировой линией того Аркадия, который когда-то отправился из 1976 года в прошлое, У того Аркадия в прошлом не было никаких контактов со своими «хронодвойниками», а этот Аркадий-76 отлично знает, что два года назад к нему являлся он сам из будущего,

Явное различие двух Аркадиев может означать только одно: что они стали полностью независимыми друг от друга с того момента, как один из них отправился в путешествие во времени.

Так, шаг за шагом, мы выясняли для себя всё новые и новые детали несуществующей науки — хронофизики. Мы, конечно, не собираемся превращать послесловие к роману в учебник по этой науке (хотя теперь мы уже вполне могли бы составить такой фантастический учебник). Поэтому ограничимся главным выводом; попытка логически строго анализировать гипотетические путешествия во времени (которую мы и предприняли в этом романе) неизбежно приводит к весьма любопытному выводу: для того чтобы путешествия во времени были возможны, свойства времени должны отличаться от тех, которые уже известны нам.

Например: по-видимому, должно существовать «надвремя» — нечто вроде единых мировых часов. По их сигналам обычное время сдвигается разом на всем своем протяжении на одно деление условной хроношкалы. Если б кто-то мог попасть в это надвремя, он увидел бы оттуда все наше время сразу — от бесконечно далекого прошлого до бесконечно далекого будущего мгновения. И еще он увидел бы, как весь этот поток мгновений скачками движется вперед.

Ко кто же мог бы смотреть на обычное время из надвремени? Надо полагать, хронопутешественник, если б ему удалось высунуться из своей хронокамеры. Но, к сожалению, он этого сделать не может, да и переход его длится «всего ничего»!

И, разумеется, время должно обладать свойствами, при которых возможно возникновение «разветвляющихся миров». Просим учесть для ясности: это не те параллельные миры, о которых говорят А. и С. Абрамовы в повести «Хождение за три мира». Внешнее сходство тут имеется. «Параллельный» мир у Абрамовых отличается от нашего незначительно: например, там Тверской бульвар называется Пушкинским, отсутствует здание кинотеатра «Россия», герой женат не на Оле, а на Гале и т. п. Но авторы не объясняют, каким образом возникают эти параллельные миры, почему они так похожи на наш и что остается после героя в одном мире, когда он каким-то образом переходит на время в другой. У нас же речь идет о жестко мотивированных «развилках истории» — о новых мировых линиях, которые возникают лишь в том случае, когда хронопутешественник, попав в прошлое, умышленно или неумышленно совершает какие-то действия, изменяющие ход событий на этом отрезке времени.

119